Сонеты Шекспира в переводе Маршака 121-130
121 Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть. Напраслина страшнее обличенья. И гибнет радость, коль ее судить Должно не наше, а чужое мненье. Как может взгляд чужих порочных глаз Щадить во мне игру горячей крови? Пусть грешен я, но не грешнее вас, Мои шпионы, мастера злословья. Я - это я, а вы грехи мои По своему равняете примеру. Но, может быть, я прям, а у судьи Неправого в руках кривая мера, И видит он в любом из ближних ложь, Поскольку ближний на него похож! | 122 Твоих таблиц не надо мне. В мозгу - Верней, чем на пергаменте и воске, - Я образ твои навеки сберегу, И не нужны мне памятные доски. Ты будешь жить до тех далеких дней, Когда живое, уступая тленью, Отдаст частицу памяти твоей Всесильному и вечному забвенью. Так долго бы не,сохранился воск Твоих таблиц - подарок твой напрасный. Нет, любящее сердце, чуткий мозг Полнее сберегут твой лик прекрасный. Кто должен памятку любви хранить, Тому способна память изменять! |
123 Не хвастай, время, властью надо мной. Те пирамиды, что возведены Тобою вновь, не блещут новизной. Они - перелицовка старины. Наш век недолог. Нас немудрено Прельстить перелицованным старьем. Мы верим, будто нами рождено Все то, что мы от предков узнаем. Цена тебе с твоим архивом грош. Во мне и тени удивленья нет Пред тем, что есть и было. Эту ложь Плетешь ты в спешке суетливых лет. И если был я верен до сих пор, Не изменюсь тебе наперекор! | 124 О, будь моя любовь - дитя удачи, Дочь времени, рожденная без прав, - Судьба могла бы место ей назначить В своем венке иль в куче сорных трав. Но нет, мою любовь не создал случай. Ей не сулит судьбы слепая власть Быть жалкою рабой благополучии И жалкой жертвой возмущенья пасть. Ей не страшны уловки и угрозы Тех, кто у счастья час берет внаем. Ее не холит луч, не губят грозы. Она идет своим большим путем. И этому ты, временщик, свидетель, Чья жизнь - порок, а гибель - добродетель. |
125 Что, если бы я право заслужил Держать венец над троном властелина Или бессмертья камень заложил, Не более надежный, чем руина? Кто гонится за внешней суетой, Теряет все, не рассчитав расплаты, И часто забывает вкус простой; Избалован стряпней замысловатой. Нет, лишь твоих даров я буду ждать. А ты прими мой хлеб, простой и скудный. Дается он тебе, как благодать, В знак бескорыстной жертвы обоюдной. Прочь, искуситель! Чем душе трудней, Тем менее ты властвуешь над ней! | 126 Крылатый мальчик мой, несущий бремя Часов, что нам отсчитывают время, От убыли растешь ты, подтверждая, Что мы любовь питаем, увядая. Природа, разрушительница-мать, Твой ход упорно возвращает вспять. Она тебя хранит для праздной шутки, Чтобы, рождая, убивать минутки. Но бойся госпожи своей жестокой: Коварная щадит тебя до срока. Когда же это время истечет, - Предъявит счет и даст тебе расчет. |
127 Прекрасным не считался черный цвет, Когда на свете красоту ценили. Но, видно, изменился белый свет, - Прекрасное подделкой очернили. С тех пор как все природные цвета Искусно подменяет цвет заемный, Последних прав лишилась красота, Слывет она безродной и бездомной. Вот почему и волосы и взор Возлюбленной моей чернее ночи, - Как будто носят траурный убор По тем, кто краской красоту порочит. Но так идет им черная фата, Что красотою стала чернота. | 128 Едва лишь ты, о музыка моя, Займешься музыкой, встревожив строй Ладов и струн искусною игрой, Ревнивой завистью терзаюсь я. Обидно мне, что ласки нежных рук Ты отдаешь танцующим ладам, Срывая краткий, мимолетный звук, - А не моим томящимся устам. Я весь хотел бы клавишами стать, Чтоб только пальцы легкие твои Прошлись по мне, заставив трепетать, Когда ты струн коснешься в забытьи. Но если счастье выпало струне, Отдай ты руки ей, а губы - мне! |
129 Издержки духа и стыда растрата - Вот сладострастье в действии. Оно Безжалостно, коварно, бесновато, Жестоко, грубо, ярости полно. Утолено, - влечет оно презренье, В преследованье не жалеет сил. И тот лишен покоя и забвенья, Кто невзначай приманку проглотил. Безумное, само с собой в раздоре, Оно владеет иль владеют им. В надежде - радость, в испытанье - горе, А в прошлом - сон, растаявший, как дым. Все это так. Но избежит ли грешный Небесных врат, ведущих в ад кромешный? | 130 Ее глаза на звезды не похожи, Нельзя уста кораллами назвать, Не белоснежна плеч открытых кожа, И черной проволокой вьется прядь. С дамасской розой, алой или белой, Нельзя сравнить оттенок этих щек. А тело пахнет так, как пахнет тело, Не как фиалки нежный лепесток. Ты не найдешь в ней совершенных линий, Особенного света на челе. Не знаю я, как шествуют богини, Но милая ступает по земле. И все ж она уступит тем едва ли, Кого в сравненьях пышных оболгали. |